— Я согласна, меня всё устраивает. У вас есть ко мне какие-то вопросы? — я вернулась в спальню.

— Марта, подумай хорошо, ты уверена?

— Марина, я уверена в своём решении как никогда. — соврала я, трезво осознавая, что теперь ни в чём не уверена, не уверена в своей собственной жизни, будто иду по тонкому льду, по только-только заледеневшей горной реке, что вот-вот затрещит под ногами и затянет меня под воду, круто сорвавшись с гор.

— Лариса Владленовна, мы с вами договорились, да? — Марина хитро прищурилась.

— Скидка 10 тысяч, но лишь на первый месяц. — натянуто улыбнулась любительница всего кожаного, явно выражая неудовольствие от уступка, на который её уговорила золовка.

— Вот и славно, вот и по рукам. — Марина победоносно захлопала в ладоши.

— Марта Юрьевна, можно просто Марта, — я дружелюбно протянула руку хозяйке квартиры, больше напоминающей барыню, что мной пополнила ряды своих крепостных.

Миллионы, да что там миллионы, миллионы миллионов людей снимают квартиры, комнаты и дома, и это стало нормой, неотъемлемой частью жизни многих. Но мне история с арендой жилья была чуждой и пугающей, будто договор аренды сковывал меня по рукам и ногам мысленными кандалами. Кому-то мои переживания могли показаться надуманными. Но незримый лёд горной реки под моими ногами, когда я перевела деньги за съёмную квартиру и получила от неё ключи, чуть треснул, и меня пошатнуло. Хозяйка квартиры, криво улыбнувшись приняла деньги, за вычетом 10 тысяч, забрала свой договор на аренду и поражённо удалилась, оставив нас с Мариной вдвоём.

Я села на кожаный диван, провела ладонью, поморщилась, до чего же кожа неприятная.

— Надо бы покрывало купить будет на диван.

— Какой диван? Какое покрывало? — Марина деловито встала, подперев бока руками. — Тебе о своей жизни думать надо, Липатова.

— Я больше не Липатова. И я как раз думаю о своей жизни. Я хочу мягкое, приятное на ощупь покрывало. Я могу хотеть хоть что-то для себя. Ни для Лёни, ни для тебя, ни для своей мамы, которая мне слова доброго за всю жизнь ни разу не сказала, а для СЕБЯ? У меня, итак, нет ничего. Нет жилья своего, нет профессии. У меня нет собственной жизни, потому что я жила жизнью мужа и прислуживала другим.

— Тише-тише, — золовка села рядом и приобняла меня, — я не то имела ввиду. Покрывало — так покрывало, купим, хочешь прямо сейчас поедем с тобой в магазин?

— Сегодня не хочу. Всё потом. Марина, спасибо за помощь, но оставь меня пожалуйста одну.

— Ни в коем случае! Тебе нельзя оставаться одной, ты…ты зачахнешь, захандришь, уйдёшь в депрессию, сделаешь с собой что-нибудь.

— Марина, мне 42 года. Я похожа на малолетнюю, депрессивную психопатку, которая устроит шоу в попытке наглотаться таблеток от неразделённой любви? Или я когда-нибудь ненормально себя вела, истерила?

— Да нет, но, я переживаю о тебе, ты же — мне родной человечек. Ух, я и надаю Лёньке. Он к тебе ещё приползёт на коленях.

— Не надо мне никакого Лёни на коленях, пусть готовится к отцовству на старости лет. Я посмотрю, как он в 45 лет поскачет козликом вокруг своей Элины. Он в молодости-то быстро от всего уставал, а тут пелёнки поменять, зубы режутся, ночи бессонные.

— Какое отцовство?

— Марина, поздравляю, ты будешь тётей очень скоро. — золовка напряглась, испугалась, смутилась, возликовала одновременно, и я поняла, каково ей. Она бы сама не решилась мне признаться, что рада за брата, рада, что у неё появится племянник или племянница, а я стала ей не нужна в одночасье, поэтому разорвала нашу с Мариной пуповину семейно-дружеских уз сама. — Ступай, нам пора разойтись, спасибо за хорошее отношение. Не ссорься с Лёней, вы же — семья, живите дружно и любите.

— Точно?

— Я тебя не держу. Я никого больше не держу возле себя. Ступай. — я закрыла глаза, сдерживая слёзы одиночества, что знакомой болью жгли веки.

— Прости. Я побегу.

Я открыла глаза, только когда хлопнула входная дверь. Осмотрела спальню снова свежим взглядом, застеленным слезами, и сказала себе поубедительнее: «Что же, не такая я уж и крепостная. Сама себе барыня, кругом-то у меня злато. Осталось на работу устроиться, чтобы эти злата содержать, а то чую, гуманитарная помощь Леонида ни сегодня завтра иссякнет, памперсы нынче дорого стоят.».

Глава 3

Я дико устала, на моральном, каком-то внутреннем, глубоком уровне, поэтому не заметила, как уснула на неуютном кожаном диване, и без покрывала было хорошо. По крайней мере я спокойно поспала и хотя бы до 23:00 ни о чём не думала совсем. Проснулась разбитая, это ощущение пока меня не покидало, но сон подействовал отчасти благостно — я проголодалась. А, как известно, голод — путь к выздоровлению больного. Я и правда будто заболела, и болезнь моя называлась — отчуждённость и неприкаянность. Когда мы с Мариной подъехали к дому со съёмной квартирой, я и не посмотрела, что расположено вокруг, а бродить в ночи по незнакомой местности в поисках продуктового магазина было боязно, что также говорило о положительной динамике моего выздоровления — инстинкт самосохранения работал. Я заказала еду впервые, кажется, в своей жизни. Заказала пиццу. Мне прямо остро захотелось какой-нибудь гадости в противовес моим домашним блюдам. Сразу взяла три вида: цыпленок барбекю, томатную с креветками и гавайскую с ананасиком. Гулять — так гулять! А чем развод — не повод гульнуть от души! Эх, Липатов! Довёл жену до ручки, точнее до пиццы, приготовленной чужими руками. Бывшую жену. Ужас! Я была в замешательстве, в бешенстве, в панике от этого уничижительного словосочетания «бывшая жена», которое большим, броским ярлыком уже приклеилось ко мне, что хоть наждачкой оттирай от себя. Пиццу привезли довольно быстро, от неё исходил потрясающий аромат к моему удивлению, и у меня потекли слюнки, и захотелось откупорить бутылочку рома, что я, не пьющая, прихватила у Лёни из припасов. Не знаю, почему, но этому эндокринологу постоянно несли в подарок алкоголь, у нас в квартире был подпольный склад алкогольной продукции. И зачем-то я с собой прихватила один из презентов бывшего мужа. «А как-то «бывший муж» звучит приятнее на слух», — в сердцах подумала я. Я нашла в верхнем ящике кухонного гарнитура бокал, помыла, налила себе от души рому, отхлебнула, охнув от крепкости напитка, и начала открывать манящие пиццы. От пицц я получила гастрономическое удовольствие, а, оттого, что мне не пришлось готовить и мыть посуду, и вовсе на душе потеплело, или от выпитой полбутылки рома потеплело, пожалуй, от всего сразу. Захмелев, моя привыкшая к трезвости головушка, загорелась гениальной идеей — найти запылившийся диплом. Легко сказать — найди диплом. Куда я его положила, в душе не чаяла. Но я никуда не торопилась, а потому стала распаковывать чемодан и пакеты со своими пожитками. Часа два я пыхтела, вытаскивая вещи, документы, туфли, которые последний раз обувала полгода назад на юбилей Леонида в ресторан, расчёски, фен, перекладывая всё с места на место по кругу. Мои силы почти иссякли, я отправилась на дозаправку, подпила ромчик, закусила пиццей и возобновила поиски. Спустя ещё полчаса заветный дипломишко был найден в отсутствие свидетелей и понятых. «Хороший мой, заслуженный, с одними пятёрками. И что мне с тобой делать? Куда нас возьмут без опыта?», — приговаривала я диплому, смотрящему на меня с сочувствующим молчанием. Засыпали мы с дипломом в обнимку.

Моё утро почти разведённой женщины настало в обед ближе к 13:00, что меня удивило и обрадовало.

— Так вот она какая свобода, когда не надо вставать ни свет ни заря раньше мужа, готовить ему завтрак, собирать обед на работу. А в этом что-то есть. — резюмировала я обнадеживающе себе, запивая таблетку от головной боли водой, изнывая от похмелья, кажется, меня настигло именно оно, но я с ним ранее не сталкивалась, потому могла только догадываться. Похмелье, надо признать, мне нравилось куда больше, нежели душевная, всеобъемлющая боль. Чего уж там лукавить? Мне было одинаково паршиво физически и морально. Есть не хотелось, после выпитого литра рома кусок в горло не лез, и я решила выйти из своей обители в свет, в люди, пройтись по окрестностям и по возможности купить газету с вакансиями. Я слышала что-то про какие-то сайты по трудоустройству, но там надо было как-то регистрироваться, какое-то резюме составлять. А мне не из чего было составлять резюме, разве что, из первого, второго, третьего с компотом, мытья зеркал до плеска да глажки рубашек. Поэтому-то я и подумала по старинке поискать работку. Выйдя из подъезда, взглянула на дом: красный кирпич, пять подъездов, много этажей, похоже на 11, я поселилась на 7-м. Так, мой балкон выходит сюда, а что у нас с видом? Ооо. Скамейки в причудливых арках, красиво посаженные деревья, какие-то архитектурные сооружения, что-то наподобие недлинного проспекта. «Хорошо, что недетская площадка», — мелькнула грешная мысль. Я детей очень любила, но слышать и видеть слёзы, улыбки, смех чужих деток…не своих…мне было тяжело. Мы с Лёней жили напротив детской площадки, и каждый проход мимо неё был мучительным для меня.